Дмитрий Харатьян: Мне достались ботфорты Владимира Высоцкого
Известный российский актер Дмитрий Харатьян дал интервью журналисту segodnya.ua, в котором рассказал о разных важных моментах своей жизни.
Дмитрий, насколько я знаю, вы в детстве были на редкость бойким пацаном. И постоянно попадали в какие-то передряги.
– Нормальное мужское детство (смеется). К примеру, я обожал лазить по трубам. В микрорайоне, в котором я жил, шло какое-то бесконечное строительство. Естественно, пустые коробки домов манили меня, как магнит, – я там все облазил. Были там и коммуникации – трубы, в которых я периодически застревал.
Слышала, что в детстве на вас упал телевизор...
– Это был просто судьбоносный эпизод в моей жизни! Я потом уже спустя годы ассоциировал этот случай с тем, что в результате я как бы сам
"попал" в телевизор. Намек свыше, если хотите.
Наверное, у каждого человека переход во взрослую жизнь происходит довольно плавно. У вас же он был резким. Вчера это был Дима Харатьян, которого никто не знал. Потом вдруг – бац – и на экраны выходит Розыгрыш.
– Я не могу назвать это взрослой жизнью. Все-таки Розыгрыш вышел в юношеском возрасте – мне тогда было 17 лет. Даже меньше: картина вышла на экраны 10 января 1977 года. А 17 мне исполнилось лишь 21 января. И, конечно, после него моя жизнь кардинально изменилась.
Появилась толпа поклонниц?
– Толпа – это сильно сказано. А вот писем действительно было много.
Читай также: Харатьян о первом сексуальном опыте: В итоге заработал душевную травму
Как они писали? На Главпочтамт ли? Вы отвечали?
– Там была интересная история. У нас директор картины, некий Маслов, коллекционировал марки. А после выхода и успеха фильма поклонницы стали присылать письма на Мосфильм с просьбой передать Харатьяну. Он же – как истинный собиратель, решил сделать своеобразный бартер. Маслов отвечал этим корреспондентам, которые писали ему письма, таким образом: "Вышлите мне, пожалуйста, марку, а я вам дам адрес Харатьяна". Вот так на мне он делал свой бизнес.
Кстати, через несколько лет похожий случай произошел в армии. Насколько я знаю, вас выменяли на огнетушитель?
– На огнетушители (хохочет). Слава богу, кстати, что выменяли, иначе я бы служил не в Москве, а очень далеко – за Уралом, на некой стратегически секретной ракетной точке. Именно туда я получил распределение. Я стоял голый, раздетый, лысый в очереди с личным делом призывника на призывном пункте. Вижу, там идет молодой лейтенант, и в петлице у него лира. Я понимаю, что он причастен к искусству, если лира висит. Тут он спрашивает, мол, танцоры есть, музыканты есть? Я сразу к нему, и говорю: "Я артист!". Он меня, конечно, не узнал – я был, как цыпленок-бройлер. Он: "Что, как артист?". Я говорю, что окончил театральное училище. Он попросил личное дело. Взял, а там восемь фильмов. "Ишь ты! Беру. Все, стой здесь, в этом углу. Сейчас я", – сказал он мне. И пошел куда-то. Вернулся с двумя огнетушителями. Так меня перевели из одного рода войск в другой.
Актер в армии? Не тяжело вам было?
– Нет. Я просто там набрал определенный опыт взаимоотношений между людьми. Очень важный, так как играть в картинах об армии, о военных, не зная всего этого изнутри, можно, конечно, – на "голом" таланте. Но все-таки лучше, когда ты узнаешь все, сам побывав в этой шкуре. Это не значит, что если надо сыграть врача, то нужно становиться эскулапом и лечить людей. Но это хороший шанс прожить эти жизни. Что касается армии, то для меня, она была крайне полезным испытанием. Если отслужил в армии – первым встречаешь нападение.
А вы готовы, чтобы ваш сын пошел в армию?
– Абсолютно готов!
А он?
– Готов ли он? Что должно быть, то будет. Понимаете? Чему быть, того не миновать. Я в это верю. От судьбы ведь не скроешься. Если суждено пойти в армию мужчине, значит он пойдет в армию. Вот мне суждено было стать актером. Меня печатали на обложках. Я вам больше скажу, если бы не было армии, то не было бы потом и Гардемаринов. Могло не быть дальше ничего. Потому что, с одной стороны, это опыт. А с другой – это меня "осадило" немного. Я же пошел в армию уже популярным, всеми любимым. А для старшины все равно, кто ты. Если бы не возникло того испытания, то неизвестно вообще, что со мной было дальше. Там меня излечили от звездности.
Читай также: Умер Валерий Золотухин
Многие мечтают в детстве быть актерами. Я знаю, что вы мечтали быть летчиком, милиционером, космонавтом и даже врачом, как любимый дядя, но только не актером.
– Но это были романтические мечты. Ничего конкретного я для этого не делал. Не романтическое у меня было увлечение музыкой, гитарой и песнями. Ансамблем. Я играл очень хорошо и пел неплохо. У меня была своя группа. В общем, это единственное дело до восьмого класса, которое я умел делать, как мне казалось, более-менее. И именно с песнями я и пошел к Владимиру Меньшову – режиссеру фильма Розыгрыш.
И вы ему пели?
– На нашу первую с ним встречу я пришел с гитарой. Он говорит мне: "Спой". И я ему песню о БАМе. Я, пожалуй, ее чересчур серьезно исполнил. С улыбкой, конечно, но очень темпераментно. Он похвалил меня за исполнение и попросил спеть что-то свое. А что свое? Я же не автор. Тогда я ему сказал, что могу еще о Москве спеть. Вообще, в репертуаре у меня были патриотические песни. А он спросил меня: "А о любви ты ничего не поешь?". А я пел о любви, но не режиссеру же. Режиссер в моем представлении – это что-то государственное было. Крупное и монолитное. А на самом деле все нужно было делать наоборот. Он ждал проявления индивидуальности. Личности, понимаете? Не то, что все поют, а что-то свое.
Ваша популярность шла какими-то скачками-зигзагами...
– Совершенно верно. Вначале Розыгрыш. Потом – Зеленый фургон. Третьей волной были Гардемарины.
Говорят, что в вашем роде по линии матери тоже были гардемарины. Это правда?
– Конечно, правда.
Как вы узнали об этом?
– Случайно. Информация ведь долгое время была закрытой. Немного мама об этом знала. А бабушка и дедушка тщательно скрывали информацию, чтобы избежать различных неприятностей. Все-таки не слишком хороши были наши "корни" для советской страны (улыбается). Мои прадеды были дворяне, не слишком известного рода, но с титулами. Линия гардемаринов пошла от прапрадеда Степана Гамзекова. Он был мореплавателем, а потом – управляющим островом Унгун на Алеутских островах. И женился он на алеутке. От них и начался род гардемаринов. Мой прапрадедушка, например, тоже им был. Его 1917-м году расстреляли в Хельсинки революционные матросы. Ему было всего 27 лет. И гардемарина Алексея Корсака я сыграл, когда мне исполнилось 27 лет. Поэтому, я думаю, что Гардемарины появились в моей жизни не случайно. Это зов предков.
Читай также: Актера Андрея Панина удостоили премии Ника посмертно
А вторая ветвь в твоем роду армянская? Я знаю, что вообще ваша фамилия в переводе с армянского означает – "тот, кто дает советы".
– Да. Выяснилось, кстати, это совсем недавно. Я считал, что "харат" на армянском – это токарь, ремесленник. А когда мы приехали в Мегри, и я познакомился со своими родственниками, то узнал и более детально свою историю. Там живут несколько братьев по линии моего прадеда. Жаль, что я впервые оказался в этом месте, откуда, собственно, весь мой род армянский, в свои пятьдесят лет.
Возвращаясь к Гардемаринам, вы же не сразу на эту роль попали?
– Да. Эту роль должен был играть мой друг, Юрий Мороз, с которым мы знакомы и дружим с 1981 года. Кстати, нас с Юрой несколько раз сталкивала судьба. В одной картине Марлена Мартеновича Хуциева, в 1981 году, когда мы познакомились, я должен был играть Пушкина Александра Сергеевича. А Юра Мороз — Дантеса. После этого проходит несколько лет и возникают Гардемарины. Юру утверждают на эту роль, но он от нее отказывается. Он оканчивал ВГИК, и ему нужно было снять дипломный фильм в установленные сроки. И эти сроки совпали со сроками съемок в картине. Кстати, он уже успел даже в двух сценах сняться. И они не смогли договориться с Дружининой, чтобы она его немного подождала. Поэтому я практически без проб вошел в Гардемарины.
Я познакомился с режиссером, мне сделали фотопробы, мы поговорили. И она предложила мне спеть песни. Это было еще до съемок. Я пришел в студию записи, мы начали записываться. После того как записали Не вешать нос и Дороги любви, она сказала: "Дима, я считаю, что вы прошли пробу. Решено, будете играть". Поэтому для меня там даже ничего не шили из костюмов. Остальных обшивали, мерки снимали, а мне дали то, что было в костюмерных Мосфильма.
Слышала, что вам одежда Высоцкого досталась?
– Ботфорты. На второй день съемок я снимаю ботфорты, вдруг вижу, что на отвороте с другой стороны написано: "Высоцкий". Он в этих сапогах играл в картине Сказ про то, как царь Петр арапа женил. Представляете, как мне повезло? Ботфорты Володи, конечно, мне очень помогли. Это не одна история, связанная с Высоцким. Зеленый фургон должен был тоже он снимать – в 1980 году как режиссер. Это известный факт. Но не успел. Эту картину через три года снял уже другой режиссер, Александр Павловский.
Насколько я понимаю, вы верите и внимательно относитесь к "случайностям". Что-то у вас там с цифрой 21 было связано?
– С цифрой 21 у меня связано все. Рождение моей дочери. И номера различных документов: билет военный, паспорт и так далее. Не знаю, к чему это приведет. Но знаете, есть фильм такой американский – 21 грамм. Вроде столько весит душа. Когда человек уходит из жизни, его тело становится меньше на 21 грамм. Может, это тоже как-то связано, не знаю. Дай бог, чтобы подольше об этом не задумываться.
Читай также: Архивное интервью Золотухина: Зачем терять время, у меня его нет
На съемках вам часто приходилось пользоваться услугами каскадеров?
– Конечно. Считаю, что сложные трюки, с риском для жизни, должны делать только профессионалы.
Вы встретили свою жену в Одессе...
– Она была Мисс Тирасполь. Тоже актриса, но актриса не по образованию, а по призванию. Она, кстати, не любит со мной в одних картинах сниматься. Мне нормально, а ей некомфортно. Она просто непрофессионал, она не занимается этим ежедневно, как я. В ней говорят комплексы.
Это правда, что вы дважды подавали заявление в ЗАГС?
– Да.
А чего в первый раз дело не выгорело?
– Мы просто полетели куда-то, в какой-то город, сейчас не помню. В Орел! Вспомнил. С нами еще была большая группа артистов: Крылов, Пресняков, Орбакайте. Как раз на следующий день после этого путешествия мы должны были расписаться. Вместо этого зачем-то послушали Преснякова — он нам тогда сказал: "Зачем вам это надо? Живите так". И мы никуда не поехали.
У вас взрывной характер?
– Во мне – армянская кровь, конечно.
У вас взрослая 28-летняя дочь. Чем она занимается?
– По моим актерским стопам она не пошла – экономист.
Поет, как отец?
– Когда-то пела хорошо, когда школьницей была. В те годы у нее даже был квартет. А вот сын поет, но как-то совсем еще робко. Но слух у него определенно есть. Поет иногда, сам для себя что-то. Еще он играет на инструментах – на барабанах. На фортепиано учился. Поэтому в целом он музыкальный.
Положив руку на сердце, у вас много друзей?
– Друзей, конечно, не бывает много. Так, несколько человек. Просто с годами я начал понимать, что во всем нужно находить радость. Знаете, бывают такие люди, которые умеют радоваться любой мелочи, которая вокруг них. Они всегда улыбаются, очень спокойные и просветленные. Вот и я к такому состоянию стремлюсь.
