Во времена Фрейда под нравственным запретом находилось вообще всякое открытое проявление сексуальности, и хотя необходимость и естественность сексуальных отношений никто не отрицал, говорить об этом вслух было, мягко говоря, не принято.

По понятным причинам это порождало множество проблем с душевным здоровьем людей, и выход из ситуации был очевиден — требовалось избавить общество от излишнего ханжества и научить говорить о сексе в открытую. Фрейд эту революцию начал, и вскоре открытое проявление сексуальности превратилось в социальную норму. Проблема решена.

Примерно ту же логику используют и нынешние защитники сексуальных меньшинств. Они мнят себя этаким гендерным Гринписом и требуют спасти от несправедливого притеснения своих подопечных. И это было бы здорово, если бы отклонения в сексуальной ориентации были таким же естественным явлением, как и сама сексуальность.
Однако большинство геев, лесбиянок и проч. являются таковыми в силу непроходимой невротичности. И организации по их защите оказывают им медвежью услугу, поощряя их слабость и нежелание решать внутренние проблемы. Фактически, они защищают право человека на психическое заболевание — каждый имеет право губить свою жизнь любым удобным ему способом.

И даже если признать, что бывают случаи сексуальных отклонений не психологического происхождения, то их процент среди всех многочисленных представителей сексуальных меньшинств будет ничтожен. Все остальные имеют за спиной неудачный опыт традиционных половых отношений, которые не сложились вовсе не потому, что их сексуальность шла в нетрадиционном русле, а по более банальным и потому унизительным психологическим причинам. И смена сексуальной ориентации для них — это удобный вариант оправдания своих неудач в отношениях и жизни вообще.

О постыдном

Сфера сексуального, несмотря на свершившуюся сексуальную революцию, продолжает оставаться больным местом современного общества. Не так плохо, как это было раньше, но и не так уж здорово, чтобы тему можно было закрыть.

Как это часто бывает, из одной крайности взгляды на секс и сексуальность переметнулись к другой. Раньше было стеснение и неловкость, теперь, наоборот, сексуальность принято выставлять напоказ, гордиться ею, и теперь уже стеснение вызывает неумение изобразить из себя полового гиганта.

При всей нынешней открытости этой темы, в реальности она продолжает вызывать большое внутреннее напряжение даже у тех, кто совершенно не выглядит страдающим от недостатка сексуальной свободы. Та степень душевного равновесия, которая необходима для нормального сексуального развития и функционирования, оказывается практически недостижимой для человека с неразрешенным комплексом неполноценности. А ведь это практически все вокруг. Легко, скажем, признаться в изощренных гастрономических пристрастиях, но сказать открыто о том, что именно нравится или не нравится в сексе уже гораздо сложнее, особенно, если речь идет действительно о чем-то изощренном.

Хуже того, на каком-то более глубоком уровне, секс воспринимается, как что-то заведомо грешное и потому постыдное. Вероятно, это отголоски религиозной морали, которой современное общество пропитано насквозь. Психологическим языком можно сказать, что сфера сексуальности всегда относилась и продолжает относиться к теневой части психики. Даже выставленная напоказ сексуальность — это вовсе не признак победы над чувством стыда за свою звериную природу, а очевидное поражение в этой схватке.

Секс является одним из главных плацдармов для развертывания комплекса неполноценности. В одной крайности, секс используется для получения утешающей любви от партнера, в другой — как возможность ощутить свою власть над другим человеком и через это утвердиться в собственных глазах. И если удается эффективно играть в эту игру, боль от чувства собственной неполноценности сглаживается, но когда по какой-то причине раз за разом ничего не получается, тогда начинаются настоящие проблемы.

Именно комплексы на этой почве и полученный негативный и болезненный опыт в попытках проявления естественной сексуальности как раз и создают то психологическое напряжение, которое, в критической своей массе, приводит к сдвигу фокуса сексуального внимания на нетрадиционный объект. Так возникают все формы выраженного фетишизма и, в более тяжелых случаях, происходит полная смена ориентации. И это происходит далеко не от хорошей жизни — это вопрос душевного, а может и физического, выживания.

На этом этапе, когда ориентация сместилась, и понимание этого факта проникло в осознание, наступает определенное облегчение. Человек находит в этом объяснение и оправдание своих былых сексуальных и житейских поражений — ведь теперь он может сказать, что он вовсе не неполноценный, он — другой. И с этого момента, инаковость становится предметом его гордости — его новым способом отыграть все тот же комплекс неполноценности. Раньше у него не получалось заслужить признание и понимание у обычных людей, теперь он его получает от более узкой и потому более сплоченной группы людей, прекрасно понимающих все его душевные терзания. Именно здесь ему дают почувствовать себя среди своих — таких же других, не понятых и не признанных.

Очевидно, что смена ориентации и следующее за ним облегчение не являются решением проблемы комплекса неполноценности. Комплекс как был, так и остается на месте, но теперь у человека появляется возможность худо-бедно этот комплекс отыгрывать в среде других подобных ему невротиков-отщепенцев. Но отношения с обычными людьми для него сильно легче не становятся. Да, теперь он больше не нуждается в их любви — любовь он теперь получает от своих — но в глубине души его чувство стыда за себя и свою уже очевидно искаженную сексуальность еще больше обостряется.

В глобальном масштабе, комплекс неполноценности выходит на более высокий уровень, делая этого человека еще более слабым и еще более зависимым. Проявление этого мы и видим в известной плаксивости, истеричности и демонстративной вычурности людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Чем сильнее их внутренний разлад с собой, тем более инфантильным становится их поведение.
 

Читайте Ivona.ua в Google News